Премия Рунета-2020
Красноярск
+9°
Boom metrics
Общество26 мая 2020 9:20

Чем оборачивается укус энцефалитного клеща: «руки сразу повисли, как плети, а потом я перестала ходить»

Красноярка откровенно рассказала в своем дневнике о последствиях энцефалита
Людмила Бесова

Людмила Бесова

Людмила Бесова из Красноярска – человек, которому ценой невероятных усилий удалось преодолеть и тяжелый диагноз, и его последствия. Конечно, не полностью, но все-таки вернуться к полноценной жизни. Когда Людмиле было всего 4 годика, ее укусил энцефалитный клещ. И вся жизнь изменилась. Каждый последующий день отпечатался в Людиной памяти, а, повзрослев, она стала вести дневники. С разрешения автора мы публикуем фрагменты:

- Я решила рассказать об этом, чтобы все знали, как важно здоровье, - объяснила Людмила. – Речь не только об энцефалите, я смотрю, как многие сейчас относятся к коронавирусу. Беспечности нельзя допустить. Берегите здоровье, это самое ценное, что у нас есть.

Последнее счастливое фото

Моя болезнь приключилась со мной, когда мне было четыре года. До этого я росла нормальным здоровым ребенком. Сохранилась единственная фотография, где я еще в том «здоровом» виде. На ней мне два годика. Я стою на табуреток рядом с сестрой, которая старше меня на семь лет. Мама пошила нам красивые платьица из одинаковой в горошек ткани и в фото-ателье нас щелкнули на память.

В четыре года меня сразил клещевой энцефалит. Мои ручки и ножки висели как плети, шейные позвонки не держали голову. Через полгода, проведенных в краевой больнице, вернувшись домой, я уже не могла ходить, а руки за ночь сжимались в такие кулачки, что утром приходилось тщательно их расковыривать. Причем, правые пальчики были гораздо слабее левых, боли не вызывали, но сколько терпения требовалось, чтобы их расковырять.

Возвращаясь с работы, мама приносила мне какие-то игрушки для разработки рук. Запомнилась пластмассовая штучка в виде бутона цветка, через которую проходила пружина, и если ее толкать большим пальцем, то лепестки цветка раскрывались, и в его середине можно было обнаружить крохотную фигурку Дюймовочки. Но чаще всего это были примитивные резиновые пищалки в виде бесформенных куколок или нелепых зверушек, какими были завалены повсеместно тогда, в советское время, сельские культмаги.

Однако, больше всего мне нравилось играть с карандашами, не столько рисовать, сколько превращать их в различных человечков: тут были и мамы, и папы, и их ребятишки, а следовательно, свои выдуманные истории. Таким образом, карандаши не только развивали моторику рук, но и будили мое воображение.

Однажды, по неосторожности взрослых мне под руку попала новенькая школьная тетрадка в линейку. Долго смотреть на эти волшебно чистые листы казалось невыносимо, а времени предостаточно, чтобы голову мою посетила идея -- исчеркать каракулями от и до все страницы, выплескивая на них свои фантазии, чтобы было так же, как в книжках. Ни одного слова вывести я еще не могла, но каракули на мой взгляд, получились изумительные и главное, по линеечке. Меня, конечно, обуял восторг от проделанной работы и вечером, показывая свой первый опус кому-то из старших, я в нетерпении просила: «Ну почитай же, что там я написала!»

Школа

Как и все мои сверстники в то время, в семь лет я начала учиться. Но учеба моя проходила на дому. К восьми утра мама усаживала меня за столик в деревянное кресло, специально сделанное под меня, и уходила на работу. А я оставалась ждать свою первую учительницу Тамару Александровну. С ее приходом я замирала и даже руки на столе складывала так, как должна была бы складывать их на парте. Тамара Александровна в чем-то была похожа на маму, впрочем, первая учительница, как и должно быть, всегда, похожа на маму.

На обложке школьной тетрадки ее малиновыми чернилами рисовались звездочки. Звездочки обозначали мои пятерки. Это самый красивый цвет из моего детства - цвет чернил учительской авторучки. Первым делом Тамара Александровна поставила перед собой задачу - научить меня держать авторучку в правой руке. Это давалось непросто, я так и норовила переложить ручку в левую. Потребовалось немало труда, чтобы этот злосчастный предмет не выскальзывал из правых пальчиков. Наконец-то ручка сжималась в кулачке перпендикулярно так, что большой пальчик накладывался на вторую фалангу указательного пальчика, что в общем-то выглядело абсолютно неправильно, но это была уже победа. Я самостоятельно вывела букву ПРАВОЙ РУКОЙ!

Едва научившись читать, я проглатывала буквально все, что попадалось мне на глаза. Как-то играя с отцом в шашки, я прочитала заголовок в газете, лежавшей на столе вверх ногами. Отец очень удивился, а похвала его послужила мне стимулом.

Мама записала меня в детскую библиотеку и стала приносить книжки. Но они были такие тоненькие, с крупным шрифтом, что мне, первокласснице, хватало их всего на день. Вечером, пересказывая матери прочитанное, я непременно спрашивала:

- А что завтра я буду читать?

- Ну так на тебя и книжек не наберешься, - отвечала мать.

И снова я перелистывала знакомые страницы полюбившихся книжек, размышляла о прочитанных героях и придумывала для них уже свои истории.

Санаторий

С девяти лет меня стали отправлять почти каждый год в детский санаторий «Ласточка», расположенный под Красноярском на берегу Енисея. Меня увозили на три, иногда на четыре, а то случалось, и на целых пять месяцев, смотря какими были заезды. Привезенные из дальних районов, мы чувствовали себя почти заброшенными: редкие встречи с родными, тоска по дому.

Но школьная учеба, конечно же, продолжалась и там. Неподалеку от главного корпуса находилось здание так называемой школы, где в большой комнате за одной партой могли сидеть первоклассник, ничего не смыслящий еще в сложении, и старшеклассник, уже как-то разбирающийся в геометрической прогрессии. Главное, все, плохо ли хорошо, но чему-то учились. И причем, у одной-единственной учительницы, которая приезжала сюда на определенные часы.

Фото: из личного архива

Фото: из личного архива

Таким образом, я впервые оказалась за настоящей школьной партой. Моим соседом по парте стал тоже третьеклассник, светлоголовый Валерка. Он помогал мне по арифметике, которую я не могла терпеть, и то и дело чинил мою вечно ломавшуюся авторучку. Когда я писала диктанты, медленно выводя предложения и допуская орфографические ошибки, ручка моя как назло ломалась. Когда же я что-то сочиняла, выдумывая несуразных человечков и смешные рожицы, ручка начинала слушаться меня и служила мне хорошую службу.

Инвалидная коляска являлась в санатории скорее роскошью. А поскольку их в наличии не имелось, санитаркам и медсестрам доставлять нас, неходячих, в школу и обратно приходилось своими силами. Впрочем, среди неходячих школьников на тот период значилась я одна, и справляться со мной, девочкой-тростиночкой, не составляло особого труда.

Из всего медперсонала я больше всех не любила, как похоже, и она меня, санитарочку тетю Машу. Высокая, худощавая, с острым птичьим носиком и маленькими сверлящими глазками, она страшила уже своим приходом на работу. От ее слов у меня на глаза наворачивались слезы и сразу невыносимо хотелось домой. Она могла бросить обидную шутку, а еще могла, подхватив меня как лягушонка под мышку или закинув на плечи, вернувшись с улицы, где все гуляли, опустить прямо на пол у входной двери. И мне предстояло на локтях проползти через весь коридор до своей палаты. Мимо сновали чьи-то ноги, а я на руках проделывала расстояние по холодному полу.

Не менее, чем тетя Маша, меня страшили лечебные разработки. Это когда мяли и растирали мои ноги от бедер до самых кончиков стоп. Для этого применялась специальная методика. После обеда на весь тихий час мне на колени накладывали широкий пояс с глубокими карманами на краях. В карманы клали увесистые камни от двух до десяти килограммов. Я с трудом выдерживала назначенное инструктором время.

Прощай, школа

Перейдя в четвертый класс, я узнала новых учителей. Точнее, только по основным предметам были учителя, а по остальным - не основным, таким, как биология, физика, география, поручили девочкам-старшеклассницам приходить ко мне один раз в неделю и объяснять необходимый материал. Они спрашивали и так же, по-учительски, выставляли отметки в мой дневник каждый раз, и даже - за четверть.

Я обожала уроки литературы. По этому предмету у меня красовались одни пятерки. Мои сочинения носили в школу, показывали в РОНО, хвалили, но тем не менее, за четверть и за год Зинаида Константиновна выводила мне непременно четверку, объясняя это тем, что занимаемся все-таки в домашних условиях, мало ли… А я не обижалась, я всегда доверяла мнению старших.

Чуть позже я подслушала разговор мамы с кем-то, пришедшем поговорить обо мне, стоит ли мне получать полное среднее образование, может достаточно 8-ми классов, ведь если смотреть реально, в институт мне не поступать и в дальнейшем возможности мои ограничены, все равно сидеть дома. Услышав такое, я насторожилась, и еще, не все понимая, интуитивно затаила в себе обиду. Меня словно передернуло. Ну уж нет! Я хочу учиться, хочу и буду стремиться к знаниям!

В 16-лет я заканчивала 10 классов, в то время средняя школьная программа была рассчитана на 10 лет. Мне передавалось восторженное удивление знакомых, что вот девочка мол, умница, окончила на дому 10 классов. Но что будет с ней дальше?

Университет

Однажды в журнале «Юность» я нашла информацию о московском заочном университете искусств. И загорелась надеждой. С нетерпением ждала ответа из Москвы. Наконец-то мне ответили, что учеба моя может полностью проходить в домашних условиях, на сессии ездить не надо.

Меня зачислили на отделение живописи и графики, где мне предстояло учиться.

Началась удивительная пора новизны в моей жизни.

В 22 года судьба подкинула мне еще изрядную порцию боли. Я упала с коляски на свое злополучное левое бедро с запущенным вывихом. Мой день коротался от приступа до приступа. Моя лечащая врач, невропатолог, предложила единственный выход - переходить на наркотики. Предложение это прозвучало почти шепотом, но имело такое мощное звучание, будто меня ударили по мозгам.

В те 80-е люди жили письмами, а не телефонами. Письма спасали и меня, откуда только мне не писали, из каких уголков страны, друзей по переписке было много. И вот в одном из писем я узнала про крымский санаторий им. Бурденко для колясочников. Ну конечно же, я вскоре получила ответ на свое обращение из этого санатория. Мне ответили, что да, я могу к ним приехать подлечиться. В крымском санатории я с мамой конечно пробыла положенное время. Тогда санаторные путевки для колясочников были на 45 дней. Лечение немного притупило боль в ноге, а потом были две сложных операции, долгая реабилитация, учеба в Новокузнецке, переезд из Тасеево в Красноярск, смерть мамы... Сейчас Людмила живет одна. Она по-прежнему передвигается только на коляске. Занимается живописью, делает шикарные картины из бересты, пишет стихи и рассказы, мечтает издать еще одну книгу. Многие в Красноярске ее знают, привозят материалы для творчества, помогают.

Фото: из личного архива

Фото: из личного архива

Послесловие

- Как бы я прожила свою жизнь, если бы тот клещ прополз мимо? Не знаю! Может лучше, а может, и нет. Раньше, когда была молоденькой, было тяжело, хотела, чтобы со мной этого не было. А сейчас я благодарна этой болезни. Кем бы я стала? Скорее всего, пошла по стопам матери, отучилась на бухгалтера, сводила дебет с кредитом. Разводила бы кур, посла скотину. Может муж бы был пьяница или дети неблагополучные… А сейчас у меня друзья по всему миру, я занимаюсь любимым делом, творчеством. В любом случае, человек предполагает, а Бог располагает. Как получилось, так и нужно было. А жалеть о своей жизни – непростительная ошибка, ведь она у нас одна, какая бы ни была.