Чтобы наполнить шар, понадобилось 900 кубических метров взрывоопасного водорода!
Фото: Леонид РЕПИН
Целых три года готовился этот полет. Все то время я уговаривал начальство на самых высоких уровнях. Начальство опасалось - на шарах давно не летали. А если летали, то ставили рекорды - часто ценой жизни, - проникая все дальше, в верхние слои атмосферы. У нас же задача стояла куда как проще: полет посвящался 50-летию ВЛКСМ и предназначался для исследования нижних слоев.
КАК БАРОН МЮНХГАУЗЕН...
Научные исследования должен был проводить старший инженер Центральной Аэрологической обсерватории Виктор Богачов. А сам шар вести поручили пилоту-аэронавту второго класса Виктору Трофимову - одному из двух оставшихся тогда летчиков такой специальности. Хотя летал он еще до Великой Отечественной. Впрочем, и шар наш лет тридцать не ощущал радости воздушного пространства...
Двое рабочих раскатали оболочку по земле, смахнули тридцатилетнюю пыль веничками, потом прокачали - нет ли где-нибудь течи - и объявили: «Шар к полету готов».
Теперь надо было достать горючее. Вернее, газ, которым наполнится оболочка. Цена на инертный гелий оказалась космической. Удалось раздобыть лишь водород - зато бесплатно. Одна проблема - газ взрывоопасный, готовый рвануть при малейшей искре... Однако деваться было некуда, и я был готов лететь хоть на пушечном ядре подобно Мюнхгаузену.
Другая проблема: более двухсот баллонов с водородом надо доставить на стартовую площадку за 600 км от Москвы. Только оттуда нам разрешили взлететь...
В московском автохозяйстве, где читали и чтили нашу газету, нашлись добровольцы, готовые ради этого дела рискнуть жизнью… Привезли и, облегченно вздохнув, благополучно вернулись в столицу.
Автор полета и текста Леонид Репин - первый слева. Фото: Олег СИЗОВ/ТАСС
ДВА КВАДРАТНЫХ МЕТРА НА ТРОИХ
Ну вот и день старта. А погода все хуже - туманнее, облачнее, в такую погоду вертолет сопровождения не выпускают, а нас - без него.
Развеялось наконец. 8 часов 30 минут. Народу вокруг, несмотря на ранний час, видимо-невидимо. Множество телекамер, журналистов...
Шар только удила не грызет - так хочется скорей полететь. А уж как нам хочется…
Звучит команда: «Экипаж - в гондолу!» А я и не сразу сообразил, что это ко мне относится. Она небольшая, наша гондола, сплетенная из ивовых прутьев и окрашенная в голубое - всего два квадратных метра на троих. Там же - научные приборы, балластные мешки с песком и три парашюта. Да еще небольшой запасец воды и продуктов на сутки: нам предстояло испытать экспериментальный паек для космонавтов. Ну и еще одна тайная штуковина, которую я припрятал в своем рюкзачке...
НЕБЕСНЫЙ ТИХОХОД
Лететь было чудесно! И так странно: ветра нет, а мы идем на высоте в полтора километра с приличной скоростью. Когда ветер стихает, Трофимов отсыпает песок, и шар тут же откликается, устремляясь выше, пока не поймает ветер. Совсем как парусник в далекие времена. За спиной капитана я тихонько извлек из рюкзака бутылку шампанского. Богачев прошептал: «Только быстро!»
Через минуту пустая бутылка полетела за борт. Капитан ничего не заметил...
НА КРАЮ ГИБЕЛИ
А потом как-то неожиданно мы оказались среди черных грозовых облаков, то и дело озаряемых молниями. Трофимов повел шар выше, надеясь пропустить облака под собою, но шар плохо слушался.
Погода все ухудшалась. Неожиданно Трофимов скомандовал: «Надеть парашюты!» Мы с Богачевым сели на край гондолы и, свесив ноги в черную пустоту, обеими руками вцепились в стропы. Молнии меж тем выстреливали с разных сторон - это было красивое и, признаюсь, довольно страшное зрелище… Думать о том, что случится, если одна из них угодит в оболочку, наполненную горючим газом, совсем не хотелось...
Но - пронесло!.. Гроза утихла. С облегчением мы сняли парашюты.
Летели мы, судя по карте, куда-то на Украину. Смеркалось, а сесть надо было при свете дня, иначе просто опасно. Откуда-то вынырнул вертолет сопровождения, пилот помахал нам рукой. В иллюминаторах виднелись лица фоторепортеров, приникших к камерам. Интересные, наверное, у них получатся снимки...
ЖЕСТКАЯ ПОСАДКА
- Село Реутинцы… - произнес Трофимов, - здесь будем садиться - вот на этом поле.
Он вручил Богачеву огромный тесак, чтобы по сигналу тот срубил крепление гайдропа - скрученного толстого каната. Он расстелится по земле и сыграет роль якоря.
Трофимов резким движением открыл выпускной клапан на оболочке - шар пошел вниз...
- Руби! - крикнул Трофимов, но Богачев не сумел одним махом срезать крепление. Нас стремительно несло к лесу. Когда наконец канат-якорь упал на землю, гондола резко накренилась, порыв ветра ее подхватил, и мы на полном ходу врезались в пару берез, растущих с краю. Шар дергался как раненый зверь. Трофимов рванул трос второго клапана, и шар, болезненно вздохнув, обмяк боками и медленно опал на землю. Гондола под собственной тяжестью мягко опустилась на лесную окраину...
И вдруг откуда-то начал сбегаться народ! Люди стекались из села, еще откуда-то - взрослые, дети, - подбежали и замерли, ошарашенно нас разглядывая.
Подскочил вертолет, но сельчане отпускать нас не хотели, звали к себе в дома, один мужичок даже изобразил пальцами чекушку... Но нам надо было возвращаться. Оболочку споро скатали и уложили в вертолет вместе с гондолой. Кто-то сунул мне арбуз, а Богачеву - мешок яблок… Их мы грызли всю дорогу до Москвы, так до конца и не поверив, что наши приключения были в реальности...
P.S. В моей жизни было потом много других экспедиций - на дно моря, в загадочные пещеры, на ледники, необитаемые острова, в пустыню, Арктику... Много чего довелось испытать... Но та, самая первая экспедиция, когда «Комсомолка» пронесла нас сквозь грозовые облака, все равно остается самым ярким воспоминанием.
Путь экспедиции